И маятник качнулся... - Страница 162

162

Ярость. Злость. Ненависть...

Он нашёл в себе силы вырваться из моих воспоминаний. Наверное, шок окончательно помог ему начать Обращение. Самостоятельно. Я мог более не вмешиваться в ход событий: освежил в памяти шадда то, что необходимо, и хватит.

Я устал, милая. Выведи меня.

«Через мгновение...»

Мантия не стала церемониться и выдернула меня из Единения одним резким рывком. Мир качнулся и вновь занял положенное ему место. По моим ладоням, лежащим на щеках юноши, бежали ручьи слёз.

— Зачем? — сначала тихо, а потом в полный голос, захлёбываясь горечью, спросил котёнок. — Зачем ты убил её?

Он скинул мои руки, вскочил, шатаясь, словно травинка на ветру.

— ЗАЧЕМ ТЫ УБИЛ ЕЁ?

Зачем... Я не мог поступить иначе. Да я просто испугался! Испугался и не сообразил, что накры могут спутать ощущения оборотня. До последнего момента я подсознательно рассчитывал, что она одумается. Остановится. Наверное, нужно было помочь, но я ещё не умел это делать. Я был на другой Ступени... И эта мелочь стоила женщине жизни.

Я и сам готов был зарыдать. Если бы мог. Но плач над ушедшими был мне недоступен. Только в горле ворочался горячий комок виноватой досады...

— ЗАЧЕМ ТЫ УБИЛ ЕЁ?

Крики разбудили моих спутников, и печальная сцена оказалась под обстрелом четырёх пар глаз, которые удивлённо перескакивали с моего опустошённого лица на переполненное болью лицо юноши, ещё совсем недавно пребывавшего в ином облике.

В человеческом виде кот производил странное впечатление. Развитый, но всё же слишком хрупкий, чтобы равноценно оборачиваться в того мощного зверя, которого я имел удовольствие вызвать. Чем слабее влияние Правила Пропорции, тем выше уровень метаморфа (или наоборот?) — это я затвердил назубок. Следовательно, в иерархии своего племени этот котёнок стоит высоко. Но насколько?

Безучастно наблюдая за слепыми метаниями шадда по поляне, я в который раз удивился вполне объяснимому несоответствию: человеческое и звериное воплощения оборотня растут по-разному. Зверь взрослеет и входит в силу очень быстро а человек... Человек зачастую задерживается в развитии. Вот и этот юноша мог быть старше меня, но выглядел... В лучшем случае — младшим братом. Да и, откровенно говоря, вёл себя как малолетний ребёнок. С другой стороны, если бы он полез на меня с кулаками... Или с когтями... ваш покорный слуга находился в такой прострации, что Щит, поднятый Мантией, мог стать для метаморфа смертельно опасным — без моего контроля...

Черты лица приятно тонкие. Поддерживается чистота крови? Наверное. Значит, из древних родов. И волосы... Совсем как у его тётушки — пепельно-светлые...

Странное чувство — словно я развалился на две половинки, одна из которых неуклонно погружалась в пучину необъяснимой тоски, а вторая продолжала присутствовать в реальности, но не могла понять, что происходит, и, самое главное, не имела ни малейшего желания понимать...

Пласты задрожали. Мелко-мелко. По Складкам пробежала лёгкая рябь, предшествующая открытию Тропы. Я сделал над собой усилие и поднялся на ноги. Кто бы ни собирался нанести визит, встретить его надлежит стоя, со всем возможным почтением, потому что по этой Тропе не может прийти никто, кроме...

Моего старого знакомого.

* * *

Шадд’а-раф был настолько тактичен, что появился из-за деревьев, а не возник посреди поляны, как не закончившие обучение маги. С момента нашей последней встречи он ничуть не изменился, и эта маленькая деталь остро кольнула остатки самолюбия: я и раньше-то был далёк от совершенства, а сейчас и вовсе выглядел как ходячий труп. Впрочем, мой внешний вид никого не интересовал. Шадд’а-раф смотрел только на зарёванного юнца, нарезающего круги по холодной траве.

Закладывая очередной вираж, котёнок наткнулся на высокую статную фигуру, по обыкновению упрятанную в серое одеяние. Наткнулся и застыл как вкопанный. Несколько секунд он, не мигая, смотрел в лучащиеся нежностью и заботой глаза старика, а потом всхлипнул, выдохнув:

— Отец...

Шадд’а-раф раскрыл объятия:

— Иди сюда, giiry.

Юноша прижался к широкой груди, пряча слёзы в складках отцовской мантии. А я почти на минуту забыл, как нужно дышать...

Только обострившееся жжение в груди вырвало меня из плена потрясения. Как просто... И как больно.

Теперь я знал то, что тревожило моё любопытство, и с отвратительной ясностью понимал: лучше бы мне остаться в неведении. Относительно всего. Я думал, что на сегодня удары закончились, но нет: главный удар — в спину — судьба приберегла на десерт. Что ж, Слепая Пряха, поздравляю! Тебе одним лёгким жестом удалось сделать то, что оказывалось под силу лишь избранным насмешникам. Ты почти убила меня...

Каждый вдох давался с трудом. С великим трудом. Просто потому, что сознание не видело надобности в продолжении существования. В самом деле, к чему топтать землю, если тот, кому ты безгранично доверял (пусть в глубине души, наивно и по-детски), разорвал твоё сердце?

Я чувствовал себя преданным. Привычное ощущение, но в этот раз оно засверкало новыми гранями. Как странно: сколько бы ни жил на свете, сколько бы всего ни успел узнать, каждый рассвет приносит с собой что-то ранее невиданное...

Ноги отказывались гнуться. Почти совсем. Но я добрёл до фургона и вцепился пальцами в заднюю стенку. Исключительно чтобы не упасть. Голова была на удивление ясной, но мышцы лица словно окаменели — я даже не мог закрыть глаза и перестать смотреть, как счастливый отец прижимает к своей груди вновь обретённого сына — поэтому пришлось повернуться к ним спиной.

162